Время для жизни [СИ] - taramans

сединой только что-то рановато выбелило. Странно… на руках и пальцах «наколочек» не видно. А нет! Вон на правой руке, безымянный палец… что-то было, да сведено. Но — не очень аккуратно, края плохо сводили».

Урка улыбнулся пошире, протянул руку для рукопожатия:

— Толя! «Фикса», — и ткнул пальцем, показывая у себя во рту причину такой клички, — А ты ничё так… Ты видел, Игнатьич, как он меня всего срисовал, а? Ну чисто опер! Уже и портрет в голове поди сложил!

— Иван! «Погоняло» уже знаешь! — Косов пожал руку урке.

— Ну что? Я Вас свел… Чаю попьете, или сразу поедете? — «Штехелю» похоже не терпелось «сплавить» их обоих куда подальше.

— Не, Игнатьич! Попьем твоего чайку. Очень уж ты славно его завариваешь! Хорош «купчик» получается.

— А то у Валерьяна чаю нету? — скривился «Савоська».

— Как нету? Конечно есть, только чужое — оно же завсегда вкуснее и слаще! — широко улыбался Толя, светя «фиксой».

«Ну вот… сначала был «Штехель», теперь и Толя «Живчик» нарисовался, хрен сотрешь!».

Сейчас оба они здорово напоминали персонажей из той же «Ликвидации» — «Штехеля» и еще одного урку. Помниться тот особого уважения к «Штехелю» не питал, но и за грань не переходил.

Попили чаю, особо не разговаривая. «Фикса» периодически поглядывал с интересом на Ивана, и с усмешкой — на «Савоську».

Потом вышли за ограду столовки, и подошли к какому-то автомобилю. Авто это заинтересовало Ивана. Было оно совсем небольшим, даже меньше полуторки, которая тоже не поражала своими габаритами. Двухместная кабина, капот спереди изрядно скошен, с когда-то никелированными вертикальными прутьями решетки. Кузовок был совсем уж небольшой, как игрушечный.

— Это что за «Лорен-Дитрих»? — с интересом Косов обошел авто по кругу.

— Это не «Лорен-Дитрих», а «Фиат», да и я тебе не Казимир Козлевич, — вдруг показал познания в литературе «Фикса».

«Ты посмотри какие урки начитанные пошли, а?».

— Садись давай, ехать надо! — поторопил его «Фикса».

— Ну ехать, так ехать! Лучше плохо ехать, чем хорошо идти! — согласился Иван, усаживаясь в кабину, — Далеко поедем?

— Далеко — не далеко… Не близко, в общем-то…

Ехать пришлось и правда — не близко. Фактически выехали из города, но — в ближний пригород. Частный сектор… Толи большая деревня, толи — небольшое село. Крепкий дом, крестовый, «утоплен» в немаленький участок, который по фасаду был засажен кустами сирени, рябины. Даже елки были, аккуратные такие, прямо — новогодние.

Косов постарался незаметно поправить «наган», передвинув его за ремнем на спине, ближе к правому боку, для удобства выхватывания. «Финарь» на левом предплечье привычно стискивал руку ремнями ножен.

«Вооружен и очень опасен, бля! Ну да — береженого Бог бережет!».

Патроны он легко смог сэкономить в тире. Лазарев часто оставлял его в стрелковой галерее, уходя по делам. А Косов — стрелял, стрелял, стрелял… Пачки с патронами инструктор выносил тоже загодя, и, похоже — без особого счета. Доверял, значит…

Толя провел его по дорожке вдоль дома. Зашли в дом, точнее — какую-то пристройку, где располагалась толи летняя кухня, толи большой чулан с плитой.

— Здесь посиди, Ваня — указал «Фикса» на табурет.

Косов пожал плечами — «Посидеть, значит — посидим!».

Сам урка прошел в двери, в торце чулана. Негромко раздались голоса. Иван закрутил головой:

«Откуда-то слышно… значит какая-то отдушина здесь есть! Неплохо бы послушать, о чем речь!».

Под самыми досками потолка, за плитой и правда нашелся «продух», прикрытый свернутым куском войлока. Косов чуть вытащил войлок, немного приоткрывая отверстие.

— … и как он тебе? — глуховатый голос.

— А я знаю? — «Это «Фикса»! — Молодой какой-то… Но при железе, точно! Похоже, «шпалер» сзади за поясом. Может и еще что есть.

— Со «шпалером», значит… И не боится так ходить? А «лягавые» заметут? Похоже — «отморозь»…

— Ну так… Ты ж сам говорил, что тогда «Шрам» рассказывал… «пером» этого… расписал-разделал. Кто ж так делает? Точно — «ломом подпоясанный»!

— «Шрам» с совсем бестолочью водиться не стал бы. Значит… все же с головой. Ладно… зови его, разговаривать будем.

Косов решил прогнать картину — присел на табурет, поджал ноги под себя, как будто приготовившись к прыжку, левую руку — на колено, правую — поставил на крышку табурета, рядом с собой. Правая пола пиджака откинута назад, приоткрывает рукоять револьвера.

«Фикса», зашедший сюда, «срисовал картину» сразу, выставил руки перед собой:

— Ты это… спокойно давай, ага! Все пучком! Здесь к тебе претензий нет… Просто поговорим, обсудим все спокойно! Спрячь «волыну»!

Косов демонстративно закинул полу пиджака, поправил.

— Ну давай… Будем разговаривать.

В большой светлой комнате, за столом сидел коренастый, пожилой мужик. Простая косоворотка, коротко стриженые седые волосы. Лицо — как топором вырублено. Все на нем большое — нос, как клюв фламинго; скуластый; нависшие надбровные дуги, покрытые густыми бровями; глубокие морщины по всему лицу. Губы только подкачали — как с другой картины: тонкие, плотно сжатые, почти невидимые. Как будто и вовсе нет губ — только ножом кто-то рот прорезал.

«М-да… а горба-то нету! Да и я… вовсе не Володя Шарапов!».

— Ну садись, Чибис… Сейчас поужинаем, да поговорим…, - «сказал, а губы только чуть шевельнулись», — Меня Валерьяном зовут, если что… Маня! Подай нам чего!

На слова Валерьяна из-за занавески, ведущей в другое помещение дома, вышла женщина. Средних лет, довольно миловидная, но такого типажа — деревенского, что не привлекало Косова. Одета просто. За довольно бесформенной одеждой даже и фигуры не разберешь. Сноровисто собрала на стол. Тоже все простое, без вычурностей и деликатесов — отварная картошка, политая топленным смальцем, посыпанная шкварками и обжаренным луком; соленые грузди, огурцы такие же, квашенная капуста. Сало вот было явно хорошее — с мясными прослойками, тмином, средней толщины. Пахнуло чесноком. На стол поставила бутылку «беленькой».

— Ну что… Примем то, что Господь послал нам, грешникам, в день этот! — хозяин широко перекрестился и поднял полный лафитник.

«Это что еще… за спектакль? Урка в Бога верует? Да ну на… Не верю! А может он… из этих… как их там? Раскольников? Да нет — насколько знаю, они вообще с чужими за стол на садились — брезговали, нельзя это им! Или из еще каких… сектантов! Хотя… нам, татарам — все одно: что водка, что пулемет — лишь бы с ног валило! Или так — не лезь в чужой монастырь со своим уставом!».

Решив, не обращать внимание на странности, Косов поднял свою рюмку, чуть подождал — «чокаться не стали!» — опрокинул ее себе в рот.

«Хороша водка! Хоть и предпочитаю коньяк, но стоит признать — хороша! И чистая,